коллективы шили костюмы, клепали трактора. Народ кого-то оперировал,
утром куда-то выезжали грузовики, какая-то часть заседала среди ковров, прямо с
утра, а некоторые и до полуночи, кто-то прыгал с шестом, по библиотекам
писатели сидели с читателями, шахтеры оздоровлялись в санатории, то есть для
неопытного глаза – полная иллюзия жизни и труда. Но, видимо, ничего ниоткуда не
поступало. И мы как-то все объели вокруг себя: леса, поля,
горы. Один комбайн
убирает, четыре – распускают на запчасти. Зерно вроде уберут, часть потеряют по
дороге, часть – при хранении, а из остального выпекут такой хлеб, что его опять
на свалку. На электронных японских микроскопах пальто висят, таких дорогих
вешалок ни в одной стране...
Вроде бы в армии зорко стоят. У них
там все самое передовое: ракеты на уровне ракет, танки на уровне танков, мы ж
все транзисторы после них получаем. Поэтому тут довольно много народу
взорвалось при просмотре телевизоров. Но мы взрывались с сознанием того, что в
армии все в порядке. Так тоже не все. Тут один тип прямо на самолете и прямо на
Красную площадь сел, и немец, и вообще ему девятнадцать лет, и не похож на аса
имперских ВВС. Тут сразу его поймали, хотя он и не убегал, посадили, хотя он и
не сопротивлялся, срочно поменяли военных, но народ смекнул, что граница на
замке тоже в одну сторону, то есть первый желающий сюда приехал. А туда
по-прежнему строго. Народ стоит на обрыве, смотрит туда, видит красивые машины,
слышит красивую музыку, чувствует запах упорно приготовляемой пищи.
Самые отсталые от передовых стран
живут в условиях полной еды. Земля не кормит только тех, кто ее обманывает, кто
шумит и кричит: «Дадим в закрома Родины!..» Миллионы центнеров, пуды, черт его
знает, считают зерно пудами, жилье – метрами, еду – калориями, понять никто ни
черта не может и не старается. Ну, мол, если им надо, чтоб мы были свободны,
побудем; захотят от нас правды – скажем, а насчет работы, тут, ребята, другое
дело. Мы и сейчас не знаем, до какой пропасти мы докатились. Тут бытует
выражение, что мы докатились до пропасти и хотим ее в два прыжка... А толком
про пропасть не говорят. Ну то есть понятно, что кризис. Вроде не работали, а
вроде и работали. По их же заданиям что-то переворачивали, что-то клепали у
мартенов в три смены, за рыбой в шторм, каналы рыли. Все ж по их заданиям. Ни
один экскаваторщик по собственному плану ничего не рыл. Так где ж уверенность,
что сейчас мозги появились? Рожи те же, а мозги другие?
Нет, ребята, рожа с мозгом связана
намертво. Если сидит одутловатая красная лохань с оловянными зенками, откуда в
ней мысль угнездится? И не надо путать – очкастый, вертлявый идею дает, а
лохань решает. И хотя оба вызывают у народа отвращение – путать