нет простой селедки.
Колбаса – полиэтиленовая. Искусственные курицы несут искусственные яйца. У жены
– аллергия на негров. Разве о такой жизни на Западе мечтал Бодягин? Женщины не
умеют готовить суп! Жена купила новое платье – никто даже не спросил, где
достала. Что за жизнь? Сам Бодягин стал злым. Каждый день, проходя мимо
рекламных витрин взбесившихся товарами супермаркетов, радостно причитает про
себя: «Ага! Понавыпускали товаров, а продать не можете!» Да и как тут не стать
злым, когда по ночам под окнами то и дело проносится «Скорая помощь» с воплем
кенгуру, которому сверлят зубы отечественной бормашиной?! Если бы Бодягин знал,
что на Западе так воют по ночам «Скорые помощи», он сразу бы уехал на Восток.
Но главное разочарование – это люди. Повсюду – интеллигентный обман, культурная
зависть, обаятельное предательство, улыбчивая безнадежность. Ей-богу, куда
добрее искреннее хамство родины, чем деланые улыбки роботов чужбины. Как быть?
Скоро уж муха на голову без тормозов не сядет, а что сделано в жизни? Как
успеть принести пользу оглохшему от собственного чванства человечеству, если
его статьи печатают в том только случае, когда он делится гонораром с
редактором? Разозлился Бодягин на цивилизацию больше, чем на отечество, и
понял, что выход остался один: на родину! В монастырь! В одиночество кельи, где
нет визга сирен, суеты мирской, где скромная, неразвращающая еда. И молитвы,
молитвы, молитвы – за извечно грешное человечество.
Глава третья
Монах Бодягин проснулся в своей келье и задумался не на
шутку. Как жить дальше? Десять лет он провел в монастыре. Видеть монастырские
безобразия у него не было больше сил. Верхи ссорятся из-за кресел. Церковь
раскалывается по национальным интересам. Большинство прихожан искренне верят в
Бога, только когда выпрашивают у него что-нибудь во время молитвы. Архиепископ
– бывший кагэбэшник. Секретарь епархии отпускает с черного хода грехи за валюту
депутатам и рэкетирам. В келье топят только летом. Почти никто не соблюдает
поста. Компьютер заржавел, потому что бабка Настя моет его по вечерам вместе с
посудой. Сам монастырь обветшал. Непогода скребла его веками. На деньги от
пожертвований на ремонт настоятель выстроил на своем участке баню с бойницами.
Когда-то монастырь был оплотом и гордостью державы. Об его стены не раз
разбивались неприятельские набеги. А теперь? Перед колокольней – вечная лужа от
протекающего позапрошловекового, екатерининского водопровода. За трапезной с
тех же времен – свалка. Стены исписаны туристами. Даже на главном колоколе
кто-то нацарапал: «Здесь были отец Иннокентий и будущая мать Анна». Но главное
разочарование – это люди! Неужели они везде одинаковы? Даже тут, вдали от
мирского, они ранены суетой,