Ни славы, ни выгоды ты не добудешь… Но отчего иногда не позабавиться!

— Не спорь только с Владимиром Стасовым!

Старая штука смерть, а каждому внове.

Счастье — как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть.

Только ею, только любовью держится и движется жизнь.

У нас у всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга.

У счастья нет завтрашнего дня, у него

нет и вчерашнего, оно не помнит прошедшего, не думает о будущем, у него есть настоящее, — и то не день, а мгновение.

Учение — только свет, по народной пословице, —

оно также и свобода. Ничто так не освобождает человека, как знание…

Хочешь быть счастливым? Выучись сперва страдать.

Хочешь ты ее узнать, эту тяжкую вину, которую ты не в силах понять, которую я растолковать тебе не в силах?

Вот она: ты — молодость; я — старость.

Человек без самолюбия ничтожен. Самолюбие — архимедов рычаг, которым землю с места можно сдвинуть.

Человек все в состоянии понять — и как трепещет эфир, и что на солнце происходит, а как другой человек может иначе сморкаться, чем он сам сморкается, это он понять не в состоянии.

Человеку всегда как‑то совестно и неловко становится, когда он много наговорит сам.

Чрезмерная гордость — вывеска ничтожной души.

Всякая молитва сводится на следующее: «Великий Боже, сделай, чтобы дважды два — не было четыре».

Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись. Горе тому, кто это думает, вдвойне горе тому, кто действительно без нее обходится.

Не ревнует тот, у кого нет хоть бы капли надежды.

(1803—1873 гг.)

поэт

…И старческой любви позорней

Сварливый старческий задор.

Когда в наших сердцах бледнеют воспоминания, смерть заставляет их вновь расцвести в своих руках.

Любовники, безумцы и поэты

Из одного воображенья слиты!

Мысль изреченная есть ложь.

На земле, где все изменно,

Выше славы блага нет.

Счастлив, кто посетил сей мир

В его минуты роковые!

Письменная беседа утомляет почти так же, как партия в шахматы по переписке.

У меня не тоска по родине, а тоска по чужбине.

Надо сознаться, что должность русского бога не синекура.

Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело.

В прошлом столетии тулузский парламент единогласно приговорил к колесованию протестанта Каласа, позднее признанного невиновным. — Кто‑то, чтобы оправдать эту ошибку, привел поговорку: «Конь и о четырех копытах да спотыкается…» — «Добро бы еще один конь», — ответили ему, — «но весь конный двор».