как ты желал бы, чтобы твои собственные дети относились к тебе.

Не думай, что, сделавши что‑либо нехорошее, ты можешь скрыться, так как, скрывшись от других, ты не скроешься от своей совести.

Люди плачут над вымыслами поэтов, а на подлинные страдания… взирают спокойно и равнодушно.

Ксенократ Халкедонский

(ок. 396—314 гг. до н.э.)

греческий философ, ученик Платона

Одному человеку, который не знал ни музыки, ни геометрии, ни астрономии, но желал стать его учеником, он [Ксенократ] ответил так: «Ступай прочь: тебе не за что ухватить философию!»^[517]

Жалеть о сказанном мне приходилось, о несказанном — никогда.

Ксенофан

(ок. 570—478 гг. до н.э.)

поэт и философ, основатель школы элеатов, из Колофона (Малая Азия)

Если бы руки имели быки и львы или кони, (…)

Кони б тогда на

коней, а быки на быков бы похожих

Образы рисовали богов.^[518]

Эфиопы пишут своих богов черными и с приплюснутыми носами, фракийцы — рыжими и голубоглазыми, мидяне и персы — также подобными самим себе.^[519]

[Бог] весь зрение и весь — слух (…); и он весь — ум, разумение и вечность.^[520]

Все есть бог.^[521]

С тиранами нужно говорить или как можно меньше, или как можно слаще.^[522]

Эмпедокл однажды сказал (…), что невозможное дело — найти мудреца. «Конечно, — ответил Ксенофан, — ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы найти мудреца».^[523]

Ксенофонт

(ок. 430—354 гг. до н.э.)

историк и писатель, ученик Сократа, из Афин

Нельзя просить у богов победы в кавалерийском сражении тем, кто не умеет ездить верхом.^[524]

Предводитель должен отличаться от подчиненных не роскошным образом жизни, а трудолюбием и умением предвидеть события.^[525]

Трудно прокормить одного бездеятельного человека, еще труднее прокормить целое семейство, но труднее всего содержать войско, проводящее время в праздности.^[526]

Тот, кто намерен добиться победы [на войне], должен стать коварным, скрытным, хитрым, лукавым, вором и грабителем.^[527]

Воины, предавшиеся грабежу, сами становятся добычей.^[528]

Если люди трусят, то чем больше их, тем более ужасному и паническому страху они поддаются.^[529]

Кир (…) считал (…) совершенно нелепым, если полководец, желая дать какое‑нибудь распоряжение, будет приказывать так, как это делают у себя дома некоторые из господ: «Пусть кто‑нибудь сходит за водой» или «Пусть кто‑нибудь нарубит дров». (…) При таких приказаниях все только смотрят друг на друга, но никто не берется выполнять распоряжение, все виновны, но никто не стыдится (…). Вот по этим‑то причинам он и называл по имени всех, кому отдавал какое‑либо приказание.^[530]

Убеждение, что ими пренебрегают, делает хороших воинов малодушными, а дурных — более наглыми.^[531]

Оружие (…) уравнивает слабых с сильными.^[532]

Великое дело — завладеть властью, но еще более трудное — однажды захватив, сохранить ее за собой.^[533]

Счастье доставляет тем больше радости, чем больше потрудишься, прежде чем достигнешь